Просто мне кажется, что если мне так нравится эта песня, то эта песня про меня. Это моя песня. Про мою жизнь. Хотя ее исполнил человек, который не знает меня и вообще никогда не узнает, что я живу. Но эта песня про меня.
Но твои дни будут днями печали,той печали,которая долговечней всех чувств,как кипарис нетленней всех деревьев.Ибо часы твоего счастья миновали,и цветы радости не распускаются дважды в одной жизни,как дважды в год распускались розы Пестума.И более ты не будешь играть со временем,подобно Анакреонту,но,отлученный от мирта и лоз,понесешь с собой по земле свой саван,как мусульманин в Мекке. (c) Эдгар По
Кто-то пытался причинить мне боль... (Это то, чего я боюсь)
я разгоняю людей вокруг себя или они сами уходят. и одной из миллиона причин является то, что не все нормально воспринимают моё исчезновение и приход через месяц, так словно ничего не случилось, словно прошло 2 минуты.
"Да любите друг друга," - сказал нам господь, "Любите друг друга" - прикололся господь, И создал любовь, как надежный концлагерь, Чтоб мы вели себя тихо и не мешали.
"Счастье – это вообще такой особый пятый сезон , который наступает, не обращая внимания на даты, календари и всё такое прочее. Оно как вечная весна, которая всегда с тобой, за тонкой стеклянной стенкой оранжереи. Только стенка эта так странно устроена, что иногда её не прошибить из пулемёта, а иногда она исчезает – и ты проваливаешься в эту оранжерею, в это счастье , в эту вечную весну. Но стоит тебе забыться, как приходит сторож – и выдворяет тебя на улицу. А на улице всё строго по календарю. Зима – так зима. Осень – так осень. Обычная весна с авитаминозом и заморозками – так обычная весна. Но оранжерея-то никуда не исчезла, в неё можно вернуться в любой момент, главное – поверить в то, что стеклянная стенка исчезла, поверить без притворства, без показной бодрости и долгой подготовки, непроизвольно, чтобы она и в самом деле исчезла."
Дело в том, что я хочу написать повесть, но у меня нет сюжета. Как-то прочитала о Барбаре Картленд, которая написала около 700 романов. Читать их невозможно, но суть в другом: около семисот, а не семидесяти. То есть ее даже графоманом нельзя назвать, потому что это уже нечто другое, божественное безумие какое-то. Я ее видела по телевизору, этого берсеркера в серебряных кудрях и розовом пеньюаре. Она говорила: «Чтобы создать настроение, я надеваю красивое платье, зажигаю свечи, наливаю в бокал вино и приступаю…» Ну что тут непонятного? Я надела чистую тельняшку, зажгла свечку у монитора и накатила стакан портвейна. И до пяти утра читала башорг. Как сейчас помню, очень смеялась. Но ничего не написала.
Если бы кто-то меня спросил, Как я чую присутствие высших сил — Дрожь в хребте, мурашки по шее, Слабость рук, подгибанье ног, — Я бы ответил: если страшнее, Чем можно придумать, то это Бог.
читать дальшеСюжетом не предусмотренный поворот, Небесный тунгусский камень в твой огород, Лед и пламень, война и смута, Тамерлан и Наполеон, Приказ немедленно прыгать без парашюта С горящего самолета, — все это он.
А если среди зимы запахло весной, Если есть парашют, а к нему еще запасной, В огне просматривается дорога, Во тьме прорезывается просвет, — Это почерк дьявола, а не Бога, Это дьявол под маской Бога Внушает надежду там, где надежды нет.
Но если ты входишь во тьму, а она бела, Прыгнул, а у тебя отросли крыла, — То это Бог, или ангел, его посредник, С хурмой «Тамерлан» и тортом «Наполеон»: Последний шанс последнего из последних, Поскольку после последнего — сразу он.
Это то, чего не учел Иуда. Это то, чему не учил Дада. Чудо вступает там, где помимо чуда Не спасет никто, ничто, никогда.
А если ты в бездну шагнул и не воспарил, Вошел в огонь, и огонь тебя опалил, Ринулся в чащу, а там берлога, Шел на медведя, а их там шесть, — Это почерк дьявола, а не Бога, Это дьявол под маской Бога Отнимает надежду там, где надежда есть. (с) Дмитрий Быков. Новая графология - 2
"И они вдвоем и они охуевают друг от друга. Я это называю любовь, но она может длиться одну секунду, а может, ебать мой лысый череп, как Фредерик Бегбедер написал, всегда.”